О Группе
«РЕГИОН» является одной из крупнейших в России частных инвестиционных групп и ведет свою историю с 1995 г.
Пресс-центр
Информационная политика группы компаний «РЕГИОН»
основана на трех основных принципах - прозрачности,
своевременности и объективности.
НЕбизнес
«РЕГИОН» является автором проекта «Россия. Полет через века», а также партнером ряда других некоммерческих проектов.
24 Сентября, 2020
Стратегия клева: диалоги о бизнесе и рыбалке с основным владельцем ГК «РЕГИОН»
Порыв ветра морщит гладь озера, и по воде начинают молотить крупные капли дождя. На предложение перейти в гостевой домик Сергей Судариков отвечает: «Если только вам некомфортно…» Он искоса поглядывает на кончик фидера, длинной удочки без поплавка, — не пропустить бы клев.


В этот момент основной владелец финансово-инвестиционной группы «Регион» (одних клиентских активов под управлением почти на 850 млрд рублей) неотличим от типичного рыбака на берегу какой-либо подмосковной реки. Разве что снаряжен подороже. Непогода его ничуть не смущает.


«На рыбалке можно быстро понять, что за человек рядом с тобой, — рассуждает Судариков. — Можно ли на него положиться, на что он способен…»


О рыбалке и бизнесе


— На рыбалке?! Это же не горы, не открытое море. Вроде бы не рискованное занятие…
— Знаете, мы однажды отправились на Дальний Восток ловить тайменя. Жили в палатках, температура ночью падала до минус 10, и днем мороз и снега по колено. Леска замерзает, приходилось постоянно счищать с нее лед. Так вот, когда человек попадает в некомфортные условия, причем надолго некомфортные, сразу становится ясно, кто он такой. Один занервничает, но соберется, а другой начнет вести себя неадекватно и создавать для всех проблемы. И тогда ты понимаешь, что этот человек, столкнувшись с какими-то трудностями в бизнесе, проявит себя точно так же.


— То есть будет ухудшать ситуацию вместо того, чтобы искать способы преодоления?
— Иногда достаточно просто потерпеть.


— Вы вообще давно рыбачите?
— Первую рыбу я поймал, когда мне было три года. Папа был директором сельского рыбхоза, но очень увлекался дикой рыбалкой, с самого детства брал меня с собой и к этому делу приучил. Получается, вся жизнь, наверное, связана с удочками…




— С возрастом у вас менялось отношение к рыбалке? Что становилось важнее: процесс или результат? Или это неотделимые вещи?
— В детстве был важнее результат — чтобы рыба покрупнее. Потом больше нравился процесс, начиная с подготовки к рыбалке, подбора снастей, предвкушения поездки. А сейчас, наверное, самое главное — это единение с природой, когда можно сидеть на берегу реки, смотреть на поплавок или кончик удилища…

— Вы расстраиваетесь, если уходите без добычи?
— Нет, потому что просто побыть на рыбалке — уже большое удовольствие. Либо в хорошей компании, либо одному, в зависимости от настроения. Это всегда отличный отдых. Бывает, я уезжаю на несколько дней в такие места, где связь не берет, ставлю палатку, а когда возвращаюсь и включаю телефон, то не сразу вспоминаю пин-код.

— Случалось ли так, что именно после рыбалки вы принимали удачное бизнес-решение?
— Конкретных ситуаций не припомню, специально не отслеживал. Но если возникают серьезные вопросы по части бизнеса, то я, как правило, стараюсь отвлечься и выехать порыбачить. Когда ты свою голову разгружаешь, решения находятся более верные. В моменте можно купить какие-то ценные бумаги или продать. А когда дело касается стратегических вещей, необходимо все взвешивать, несколько раз прокрутить в голове.

На рыбалке люди очень сближаются. Формируется доверие. Потом можно вместе и какой-то новый бизнес начать.

— На первый взгляд, рыбалка интригует своей непредсказуемостью. Зверя можно выследить, а рыба гуляет где-то под водой, и кто попадется тебе на крючок…
— Но ведь вы подходите к лесу и зверя тоже не видите, вам надо смотреть на следы, загон делать или сидеть, ждать. И кто выйдет, неясно: то ли медведь, то ли кабан, то ли лось. А рыбалка… В принципе если есть вода, то в ней, скорее всего, есть рыба. В большинстве случаев известно, какая именно рыба. И дальше остается подобрать какие-то приманки, прикормки, чтобы ее поймать.

— Можно сравнить с бизнесом: если где-то деловая активность, то там и прибыль. Или вы никогда не проводили такой параллели?
— На рыбалку я выбираюсь, чтобы от бизнеса отдыхать. У меня есть партнеры, которые тоже увлекаются рыбалкой, и мы стараемся на выездах о работе не говорить. Для нас важнее насладиться природой, почувствовать радость человеческого общения. На рыбалке, особенно когда едешь куда-то далеко, в тайгу, на сплав какой-нибудь, люди очень сближаются. Формируется доверие. Потом можно вместе и какой-то новый бизнес начать.

— А чувство конкуренции: кто больше поймает, крупнее?
— Обычно это чувство доброй конкуренции. Конечно, хочется «переловить» товарища. В шутку устраиваем какие-то соревнования, даже делаем ставки, но ради спортивного интереса. Пойманную рыбу мы, как правило, отпускаем.

— Из жалости?
— Да нет, просто не жадничаем. Оставляем только себе на уху.

— Во время переговоров с Романом Авдеевым о слиянии «Россиума» и «Региона» вы вместе куда-то ездили?
— Роман Иванович не поклонник рыбалки. Хотя однажды зимой мы выбрались в Архангельскую область. На снегоходах километров сто добирались до базы, на несколько дней остались без связи. Катались, ловили рыбу, но не очень клевало, ничего выдающегося не было.

— От охотников можно услышать: «Я научился добывать зайца, хочу теперь ходить на лису». У вас есть похожие цели?
— Вы знаете, я добывал тайменя, и мне хочется дальше добывать тайменя. Я ездил на семгу — хочется добывать и семгу. Много раз ездил на сазана в Астрахань — очень люблю эту рыбалку. А вот на марлина меня не тянет. Я люблю Россию, тут всегда найдется, куда поехать. И еще есть такой момент. Понимаете, в рыбалке очень многое значит подготовка: ты выбираешь место, планируешь экспедицию, выбираешь снасти. Я всегда все сам покупаю, это отдельное удовольствие. Что нужно для пресной воды, знаю досконально, в крайнем случае посоветуюсь с кем-нибудь. А морская рыбалка — это совсем другая тема. Приезжать же на все готовое, когда тебе даже рыбу подводят под крючок, мне неинтересно. Хочется сделать все от начала и до конца самому.



— Это правило — «Все самому» — для вас и в бизнесе определяющее?
— Я бы так не сказал. В бизнесе в одной ситуации можно набрать команду, делегировать полномочия, опираться на профессионалов по каким-то вопросам. В другой — лично погружаться во все бизнес-процессы и пытаться их самому отстраивать. В течение жизни я пробовал разные подходы. Когда только начинал, то очень глубоко погружался в тему и старался полностью выстраивать процесс. По мере карьерного роста, когда уже много всего появлялось, осознал, что нужна команда. Что именно слаженная командная работа позволяет поднимать большие, серьезные проекты.

— Вы начинали, если не ошибаюсь, обычным трейдером?
— В 1990-х было такое понятие — сейлз-трейдер. Телефонный трейдинг, когда ты напрямую контактируешь с людьми. Но коммерцией я занялся еще в университете. В 1991 году отпустили цены, и моей повышенной стипендии вдруг стало хватать буквально на несколько раз пообедать. Пришлось как-то шевелиться, подрабатывать…

— У родителей не хотели брать денег принципиально?
— Какие там деньги… Когда у меня стипендия в МГУ была 105 рублей, отец получал зарплату 140. Он был очень честным человеком, никаких левых доходов в семье не было. Конечно, мне не хотелось сидеть у родителей на шее. Сначала я продавал книжки, затем торговал на вещевом рынке. Потом занялся ценными бумагами, и вот это меня увлекло. Я очень благодарен МГУ, мехмату и его преподавателям, потому что фундаментальное образование, которое они мне дали, помогает в бизнесе очень сильно. Позволяет разобраться в любых моделях и прогнозах.

— В любом бизнесе заложена доля риска. Фондовый рынок — это вообще постоянный риск. Вы азартный человек?
— Знаете, «Регион» всегда был консервативным игроком. Почти не работал на рынке акций, с самого начала занимался долговыми инструментами. Сначала это были векселя, потом, когда появился рынок облигаций, мы переключились на этот сегмент. Соответственно, нашими клиентами прежде всего были институциональные инвесторы, заинтересованные сохранить свои деньги, настроенные консервативно размещать. Когда 25 лет идешь по этому пути, это в целом формирует твое отношение к бизнесу. Я не могу сказать, что склонен к риску. Не люблю азартные игры, не хожу в казино. Конечно, риск в бизнесе всегда присутствует. Я бы сказал, технологический — вероятность каких-то ошибок. Но такого, чтобы в азарте ставить на кон, — я этого не понимаю… У вас клюет! Тащите, тащите!


О рисках и стратегиях


— Ваша личная мотивация как-то менялась с ростом бизнеса?
— Знаете, основная мотивация остается той же, что и была, — получать такой результат, чтобы не было стыдно перед самим собой и тем, кто тебе доверил какие-то активы, рассчитывает на успешное партнерство. Мне кажется, это неправильный подход, когда тобой движет только желание заработать как можно больше. На самом деле в бизнесе чаще всего важны не деньги как таковые, а некая самореализация — когда хочется что-то сделать лучше, чем другие, чтобы можно было этим гордиться, чтобы тебя за это уважали. Если раньше мне было интересно получить мандат на размещение каких-то облигаций и была очень серьезная мотивация провести эту сделку безупречным образом, то сейчас — вывести на передовые позиции новый для меня бизнес.

— Нового у вас теперь немало, и некоторые активы уже в лидерах, например, банк МКБ. Но это финансовая тема, вам хорошо знакомая. А вот еще три года назад трудно было представить, что «Регион» будет строить грузовой терминал на берегу Амура и займется агробизнесом…
— И еще жилой и коммерческой недвижимостью. Знаете, «Регион» создавался как бизнес по управлению активами. На рынке ценных бумаг можно успешно управлять одним миллиардом или десятью, но, когда у тебя 100 миллиардов, такой эффективности уже и не получится. Во-первых, такое количество хороших выпусков тяжело найти. Плюс есть границы прибыльности: доходность ОФЗ — это тот уровень, от которого отталкиваются все остальные долговые инструменты. Альтернативные инвестиции по определению способны принести больше. В долгосрочном плане, разумеется. Получается, что необходима, если думать о будущем, некая переориентация и диверсификация. Мы, например, занимаемся пенсионными фондами — это всегда длинные деньги, и им нужна соответствующая сфера приложения… А теперь и у меня клюет! (Вытаскивает крупного карпа.) На чем мы остановились?

— На длинных деньгах…
— Так вот, новые направления, запуск каких-то новых проектов были для нас неизбежны. Возьмем, к примеру, бизнес-центры класса, А — это ликвидные вложения, которые позволяют получать арендный поток как минимум на уровне процентных ставок, а если происходит девальвация рубля и усиливается инфляция, то в итоге они все же отыгрывают в стоимости. Конечно, когда возникают кризисы, недвижимость проседает, но потом все равно отрастает. Поэтому на длинных промежутках времени этот продукт позволяет заработать больше, чем на рынке облигаций, где ОФЗ или другие ценные бумаги может купить любой. Второе направление после недвижимости, на которое мы сейчас пристально смотрим, — частно-государственное партнерство.




— Строительство на Амуре — это пробный шар?
— Можно и так сказать. Я считаю, что Арктика и Дальний Восток в ближайшей перспективе будут основными точками роста российской экономики. Перспективы Дальнего Востока прежде всего обусловлены соседством с Китаем — очень мощной экономикой, которая продолжает динамично расти. На Дальний Восток целенаправленно приглашаются инвесторы, мы находимся в прямом контакте и с губернатором Амурской области, и с министром по развитию Дальнего Востока. И когда нам предложили съездить, посмотреть инвестиционные варианты, я поразился, насколько серьезно меняется ситуация в регионе. Мы были на строительстве Амурского ГПЗ — это совместный проект «Газпрома» и «Сибура». Там сейчас работают, если не ошибаюсь, 25 000 человек, по всему горизонту, куда ни посмотри, сплошная стройка. И таких масштабных проектов там очень много. Мы инвестируем в таможенно-логистический комплекс «Каникурган». На Амуре был построен мост, это российско-китайская государственная концессия. Соответственно, необходима инфраструктура, которая будет обслуживать транспортные потоки. Еще мы строим в Благовещенске пассажирскую канатную дорогу через Амур.

— Инвестиция, конечно, надежная, но все-таки 17 млрд рублей нужно потратить. Вы долго думали или сразу согласились, когда такая возможность появилась?
— Практически сразу. Знаете, многое зависит от людей, с которыми ты договариваешься о партнерстве. На нас очень приятное впечатление произвела местная администрация — люди заинтересованы, чтобы к ним приходили инвесторы, вкладывали деньги, они помогают эти проекты двигать. Причем это реальная помощь, не только аппаратная. Весь Дальний Восток сейчас под это «заточен». Если возвращаться к вопросу о мотивации, то дальневосточные проекты — это большой вызов и очень сильная мотивация.

— Вот вы о стратегических вещах рассказываете, а на удочку все равно поглядываете!
— Да это так, по привычке…

— На финансовом направлении у вас что-то интересное происходит?
— Например, развиваем кредитование в юанях через МКБ. Взяли в Китае синдицированный кредит и уже работаем с несколькими крупными российскими импортерами. Очень перспективная тема — рублевое кредитование крупного бизнеса в странах СНГ. Мы сейчас плотно работаем с Казахстаном. Руснарбанк у нас сосредоточился на автокредитовании, ипотеке и кредитовании под залог недвижимости и показывает очень неплохие результаты. Любому бизнесу вообще нельзя застаиваться. Если начинается ровное, спокойное движение, то, скорее всего, бизнес умрет. Потому что конкуренты будут находить новые возможности, создавать новые продукты, а у тебя возникнет болото, которое постепенно будет засасывать.

— А к венчурным инвестициям вы присматривались? Новейшие технологии — многообещающий, очень динамичный рынок…
— Конечно, какие-то средства можно направлять в венчурные инвестиции. Но сейчас проекты в IT часто устаревают быстрее, чем завершаются. Или не оправдывают расчеты. Мне кажется, в этом сегменте очень тяжело делать какие-то прорывные проекты с нуля. Хотя все бывает… Таможенно-логистический комплекс, несмотря на всю его затратность, я не считаю венчурным проектом. Здесь все-таки реально просчитать потоки, умножить одно на другое, построить модель и увидеть четко то, что получится. То есть это больше проектное финансирование. А венчурный проект — это когда ты можешь не обладать компетенциями в той сфере, на которую у тебя просят деньги. Надо либо очень сильно верить в компетенции этой команды, либо подкинуть монетку: получится, не получится?



— Как в казино, которое вы не любите…
— Да, как в казино. Очень многие создают венчурные проекты в области IT, на первый взгляд перспективные. Но у одних они выстреливают, а у других нет. Почему? Я пока не смог разобраться в этой разнице.

— Несмотря на то, что у вас за плечами мехмат и вы легко вникаете в схемы и формулы?
— Мне кажется, тут не в формулах дело. Нужно очень тонко понимать будущего потребителя, предчувствовать какие-то вещи. Помните, десять лет назад Apple презентовал первый планшет? Я тогда подумал: какая-то ерунда. Есть телефон, есть компьютер, зачем нужен планшет? А в Apple предугадали, что такое устройство будет востребовано, и сделали его. В венчурных проектах, наверное, не стоит полагаться на свое мироощущение. Хотя… Вот у меня младшая дочь изучает биохимию. Она считает, что биотехнологии — суперперспективная тема, и я с ней полностью согласен.


О наследниках, школах и свободе выбора


— Если дочь придет с венчурной идеей, вы будете готовы поддержать ее финансово?
— Да. Я ведь ее знаю очень давно — с пеленок. (Смеется.) Она упорная, настойчивая и если за что-то берется, то основательно и глубоко. Школу окончила с двумя золотыми медалями.

— Но бизнес-план все же попросите?
— Обязательно.

— Дети с вами советуются, как-то обсуждают вопрос: «Кем мне быть, папа, что ты думаешь?"
— Что-то спрашивают, но решения принимают самостоятельно. У меня трое детей. Старшая дочь уже окончила институт. Она творческая натура, пишет стихи, профессионально увлекается фотографией, сейчас находится в поиске нового вдохновения. Сыну пока 11 лет, ему еще рано советоваться. Хотя недавно он заявил, что хочет стать поваром.



— И как вы отреагировали?
— Сказал: «Ну у тебя еще все впереди. Подрастешь, может, что-то поменяется, захочешь быть кем-то другим». Но даже если он станет поваром, главное, чтобы хорошим поваром. Чтобы это была самореализация и он получал от этого удовольствие. А с младшей дочкой я, наверное, сейчас больше сам советуюсь, чем она со мной. Она еще в 12 лет решила, что будет медиком. Целенаправленно шла по этому пути. Институт выбирала сама, и специальность — биохимию. Проучилась два курса в Оксфорде, приехала домой на каникулы и, вместо того чтобы отдыхать, пошла на практику в Сеченовскую клиническую больницу. Сейчас заканчивает лабораторный проект — и дальше опять на учебу.

— Почему, решив инвестировать в образование, вы выбрали среднюю школу, а не высшую и не научные исследования?
— На самом деле проект в высшем образовании у нас уже есть. В 2019 году группа «Регион» создала в МГИМО кафедру управления активами — для подготовки специалистов по финансовому менеджменту и инвестиционной деятельности. Ранее такого отдельного направления в российских государственных вузах не было. Школа «Новый взгляд» — это уже задумка МГИМО, его ректора Анатолия Васильевича Торкунова и проректора Натальи Борисовны Кузьминой. Они меня и пригласили. Замечательные люди, они этим проектом буквально горят, хотят сделать передовую среднюю школу, и я уверен, что у них получится. Когда большое желание сочетается с высокими компетенциями, то успех обеспечен.

— А в чем заключается «Новый взгляд»? Название яркое, но одновременно обязывающее…
— Я согласен. Пока не могу рассказывать о конкретике, потому что еще прорабатываются те подходы и методики, которые будут внедряться в этой школе. Но она действительно будет новой в самом широком смысле слова. Даже организация учебного пространства делается очень необычно.

— Это ваша личная инвестиция?
— Да, личная. Вы знаете, школа очень многое мне дала и в чем-то определила мою жизнь. Я считаю, что хорошее образование — это именно то наследство, основной капитал, который родители должны давать своим детям. Если в Великобритании очень много частных школ и некоторые существуют по несколько сотен лет, то в России частные школы только-только начали появляться. Не в смысле платности, а как полноценная педагогическая система. Школа — это же не какая-то «передержка» детей, и не только фундаментальные знания. Она должна воспитывать в ребенке самостоятельность, мотивацию к достижениям, умение жить в социуме. В конечном счете помогать ему найти свое место в этом мире.



— Я слышал, в этом году «Регион» будет спонсировать «Тотальный диктант». Причем еще и участвовать в нем чуть ли не всем менеджерским составом…
— Да, это так. У «Тотального диктанта» есть большая цель — показать, что быть грамотным важно для каждого человека. Популяризация русского литературного языка мне кажется важным и интересным делом. Тем более что диктант пишут во всем мире, во многих странах люди с удовольствием изучают русский язык и хотят проверить свой уровень. Ну, а если мы выступаем спонсором, то, значит, надо и самим принять участие, верно?

— Когда откроется «Новый взгляд»?
— Планируется, что в 2023 году. Мой сын к тому моменту станет старшеклассником, и я надеюсь, что он будет учиться в этой школе.

— Надеетесь?!
— Поступать в школу он будет на общих основаниях, то есть сдавать вступительные экзамены. И планку, я думаю, там поставят высокую… Давайте проверим удочки. Кажется, за разговорами рыба всю прикормку съела. И наживку тоже…

— А сына на рыбалку берете?
— Он как-то не проникся рыбалкой. Но на Камчатку с сестрами поехал с удовольствием. Я вместе с ними собирался — никогда там не был, но в этом году в очередной раз не получилось.

— Помимо Камчатки, есть какие-то другие рыбацкие мечты?
— Очень хочу съездить на плато Путорана. Совсем дикие места. Там есть таймень, хариус, сиг, чир, муксун, щука. Но вечно не хватает времени…

— А на охоту никогда не ходили?
— Нет, это не мое.

— Почему?
— На охоте свою добычу нельзя отпустить, а на рыбалке — можно.

Спецпроект Forbes.ru